Литературное фан-творчество Анюты

[Anuta]

последний пост на предыдущей странице

не знаю, когда смогу выложить продолжение, поэтому пока музыкальная пауза

[music]4627579vPZu[/music]

[Ромашка_Lo]

Прочла сейчас последние пару глав... Вот так тааак! Интересно, будет ли Нил свидетельствовать против своей погибшей матери, думая, что та погибла по его вине (да еще в пользу ненавистного "мисетра Эндри")?

[Ирина]

Анюта, я в восторге, читаю, читаю, Нил - 5 баллов, на себя похож, в такого Нила я верю. Не все ж коту (в виде Терри) масленица.

[Anuta]

Ромашка_Lo, зришь в корень.

Ирина, спасибо. Терри в повествовании тоже появится. Буквально через пару глав. Куда ж без него?
И будет ему масленица.

[Anuta]

не удержалась...

Глава 16. (эпизод 1)

Одиночество. Никогда еще я не ощущал его столь остро. Мимо меня проходили люди, знакомые и незнакомые, они что-то делали, обсуждали, задавали мне вопросы, я отвечал, что все произошло случайно, и это было как во сне. Потом меня отвезли в больницу, где снова расспрашивали и осматривали по уже знакомой схеме, а потом оставили одного, и всю ночь я смотрел в окно на темные силуэты деревьев под окном и думал о своем выборе. Она предложила выбирать, но я и представить себе не мог таких последствий. Как можно выбрать одну жизнь из двух, одинаково дорогих? Это была длинная ночь. Время, казалось, остановилось, как устремленный в вечность взгляд.

На следующий день были похороны. И снова чувство беспредельного одиночества. Хуже того, помимо одиночества я остро ощущал враждебность окружающих. Мадам Элрой отворачивалась, стоило ей случайно встретиться со мной взглядом, друзья семьи делали вид, что не замечают меня, Арчи смотрел на меня таким волком, словно готов растерзать при первой же возможности. Даже отец общался со мной как с чужим. Спросил только, где Элиза, и получив ответ, отошел в сторону. Ни грамма сочувствия, холод и подозрение со всех сторон. Никто здесь не простил и не принял меня. ?На Ваших похоронах тоже говорили много красивых слов?, - шепнула горничная, и я понял, что меня ненавидят за то, что я вернулся. Нельзя безнаказанно считаться мертвым, а оказаться живым. Осуждающие взгляды оставляли ожоги на и без того воспаленном чувстве вины, и хотелось втянуть голову в плечи, но я напротив распрямлял спину и поднимал подбородок, потому что не на кого было опереться, кроме самого себя.

Только в случайно пойманном взгляде Кенди я не увидел ненависти. Зато в ее глазах стояли слезы и читалась боль, которую я почему-то на мгновение почувствовал, как свою. Я жалел, что оттолкнул ее вчера, мне не хватало ее терпеливой поддержки, но она прятала лицо на плече Арчибальда, и за его спиной искала утешение и защиту... от меня. Он покровительственно обнял девушку за плечи, и все мои попытки подойти или хотя бы посмотреть на Кенди натыкались на его угрожающую позу и не менее красноречивый взгляд. Даже, когда все разошлись, и я, улучив минутку, хотел незаметно скользнуть за Кенди в дом, Корнуэлл перегородил мне дорогу.

- Что тебе нужно от нее? ? мрачно спросил он.

- Поговорить.

- Вы уже поговорили вчера на башне, тебе мало? ? его брови сурово сошлись на переносице, - знаешь, что она руки в кровь стерла, спуская тебя непутевого вниз на веревке?

- Стерла руки? ? я посмотрел на лиловый кровоподтек в форме браслета на левом запястье. Запомнив, как поймала меня за руку веревочная петля, я даже представить не мог, что Кенди могла удержать в руках веревку с таким весом. Она и не удержала, но падение замедлила, как могла. У меня мороз прошел по коже, стоило представить себе эту картину. Я рванулся вперед.

- Пусти меня к ней!

Он отрицательно покачал головой:

- Ни за что! Не знаю, почему Кенди тебя защищает, видимо, слишком добрая, даже к таким, как ты, но ты всегда причинял ей только неприятности и боль. Вот и теперь она совсем никакая, почти все время плачет и не говорит, что на самом деле произошло. Что ты опять натворил? ? он подтянул меня к себе за отвороты пиджака.

- Она тебе ничего не рассказала? ? от удивления я даже не сопротивлялся.

- Нет, зато ты сейчас расскажешь!

- Отпусти его и дай войти! ? голос Кенди прозвучал как приказ.

Уязвленный, Арчи разжал кулаки и отошел в сторону, подчеркнуто учтиво освободив мне дорогу.

- Оставь нас одних, пожалуйста, - еще раз приказала Кенди, увидев, что он вошел за мной следом.

- Ты уверена? ? Корнуэлл не хотел отступать.

- Да.

- Ладно, - неохотно согласился он, - но я на всякий случай буду неподалеку.

Я почувствовал облегчение, когда он ушел. Кенди же повела меня в кабинет мистера Эндри. Она закрыла дверь и отошла к окну. Водила пальцем по подоконнику и, по-видимому, никак не могла начать говорить то, что собиралась.

- Покажи руки! - потребовал я, воспользовавшись заминкой.

- Зачем? - сбившись с мысли, она растерялась.

- Покажи, говорю! ? не терпящим возражений тоном повторил я, и она послушно, хоть и с легким недоумением, протянула мне обе свои исцарапанные ладошки.

Я взял их в свои и поднес к губам. Несмотря на сухие твердые корочки, ладони ее были теплые и мягкие, пахли медом и обещали утешение и усладу. Я мог бы пить из них бесконечно.

- Что ты делаешь? ? Кенди отдернула руки, едва почувствовала прикосновение.

- Целую твои раны, - объяснил я, - мама делала так иногда, когда я был маленьким. Чтобы заживали быстрее.

- Не делай так больше! ? испуганно пролепетала она, заливаясь краской, отчего сделалась еще более привлекательной и как будто беззащитной.

Влекомый нежностью я сделал шаг в ее сторону, но тут же был остановлен решительным:

- Не приближайся!

Она моментально заняла оборонительную позицию и отступила к письменному столу.

- Ты обещал не приставать ко мне больше.

- Я не обещал, но и не пристаю, - сжав кулаки, я отвернулся к двери. Мог бы уже привыкнуть к такому ее поведению, а все еще как об стену головой, - я хотел, чтобы тебе не было больно.

Не знаю, что выражал ее взгляд, так как стоял спиной, но голос стал заметно мягче.

- Нил, - сказала она довольно ласково, - сейчас, возможно, не самый лучший момент, но мне нужно с тобой поговорить.

- Слушаю, - я подошел к освободившемуся окну и тронул пальцами широкий подоконник. Там, где дотрагивалась до него она.

На подоконнике лежала открытая перевернутая книга. Я развернул книгу к себе и понял, о ком она хочет говорить.

- Мистер Альберт любит читать у окна?

Не услышав ответа, я предположил, что она кивнула.

- ?Тысяча миль пешком до залива?, - прочитал я вслух название, - любопытно, о чем это?

- Нил! - резко перевела тему Кенди, - суд послезавтра.

- Да, мне пришло приглашение, - машинально ответил я тут же обернулся, - Что? Разве будет суд? ? почему-то мне казалось, что после маминого признания обвинения с Альберта снимутся сами собой, - ты что, не рассказала им?

- Рассказала что? ? Кенди стояла, облокотившись на столешницу и теребила кончики волос.

- Ну, то, что слышала, наверное, - сконфузился я.

- Нет, - просто ответила она, устраиваясь на столе, - это же твоя тайна, я не могу никому ее рассказывать без тебя. Да и доказательств у меня никаких нет. Кто мне поверит?

- То есть ты хочешь, чтобы я сам?

Она смущенно опустила голову и снова стала теребить волосы:

- Я на это надеюсь, Нил. На суде будет много народу. Все эти борцы за права животных и просто зеваки, тебе, наверное, будет непросто, учитывая обстоятельства. И, признаться, я очень боюсь, что ты не захочешь.

- Конечно, не захочу! ? быстро ответил я, прикидывая в уме выгоду создавшегося положения. Если я ей хоть немного нравлюсь, она, конечно, согласится, а дальше...

Она словно прочитала мои мысли:

- Я не могу ничего предложить тебе взамен...

- Можешь! ? горячо возразил я, пожирая ее глазами и пьянея от собственной дерзости, - ты прекрасно знаешь, что можешь мне предложить.

Она вздохнула:

- Себя?

Спрыгнув со стола, Кенди закружила вокруг меня, будто оценивала предложение.

- Ну, допустим, - наконец, сказала она, - допустим, я пообещаю, что выйду за тебя замуж, если мистер Альберт получит свободу. И что? Я никогда не смогу тебя ни простить, ни полюбить. Будет у тебя в коллекции несчастная равнодушная жена. Тебе это надо? ? она подошла ко мне вплотную, и с вызовом заглянула в глаза, - хочешь?

Было в ней в тот момент что-то демоническое. Слегка приоткрытые губы изогнулись, щеки пылали.

- Хочу, - беззвучно пробормотал я и испуганно отступил, вспомнив внезапно, как хорошо она умеет драться, - ты собираешься меня ударить?

- Нет, - она отошла обратно к столу, - я не буду тебе себя предлагать. Я ничего не буду тебе предлагать, но все же надеюсь на тебя.

- Это глупо.

- Пусть.

- Я не могу.

- Жаль.

- Нет, ну, ты хоть понимаешь, о чем меня просишь? Чтобы я предал мать, все, ради чего она жила, честь семьи?

- А ты уверен, что не путаешь честь с честолюбием?

- Что?

- Честь и честолюбие, - раздельно повторила она, - стоит ли продолжать путь, на котором заблудилась твоя мама?

- Ничего не понимаю! ? я начал злиться, - только сегодня я похоронил мать, а ты говоришь загадками, как священник на проповеди! Ты не знаешь, что я чувствую!

- Догадываюсь.

- Ничего ты не догадываешься! У тебя никогда не было матери!

- У меня пока еще есть мистер Альберт, - резонно заметила она.

Пока еще... Мне в голову пришло абсурдное сравнение с игрой в шахматы. Кенди хочет выиграть, но не хочет платить и поэтому уговаривает меня сдаться. Выходит, не так уж дорог ей приемный отец, как представлялось мне раньше. Или это я настолько ей противен? Темное, тяжелое чувство поднялось из глубины души и подступило к горлу. Она не такая, как я думал, не понимает меня, ненавидит, чужая...

- Вот когда не будет у тебя мистера Альберта, ты, может быть, сможешь меня понять, и то вряд ли! ? я выбежал из проклятого кабинета, мимо Арчи, из дома, за пределы садовой ограды, вверх, в город, прочь из этого ада.

Остановившись на берегу канала и глядя в черную воду, я судорожно хватал ртом воздух. Как Кенди может быть такой холодной и жестокой? Зачем она не дала мне разбиться? Зачем кормила апельсинами? Только ради Альберта? Чтобы я свидетельствовал за него из чувства благодарности, которое она так старательно пыталась мне внушить? Или же ей просто нравится добиваться от мужчин собачьей преданности? От жестокого разочарования сердце сжалось почти до судороги. Никогда, ни капельки, она меня не любила. Ее доброта была корыстной, она играла на моих чувствах. Ведьма! Обнимает сейчас, должно быть Корнуэлла ? еще одну жертву своего обмана. Как он ее слушается! Беспрекословно! Все мечты, все надежды вдребезги, все старания коту под хвост. И это в тот момент, когда у меня уже ничего не осталось. За что?

Ненависть разворачивалась во мне подобно паутине, оплетала голову, туманила разум. Я и не думал раньше, что ненавидеть настолько мучительно. Даже чувства к Альберту никогда не были такими сильными. Возникшую было мысль о бегстве из города я отмел, как бесполезную. Нет, я не уеду, я останусь и приду на суд, и отомщу Кенди за то, что она играла со мной и покалечила мою жизнь. Пусть ей тоже будет больно.

[Afina]

Трудная ситуация. Я думала это заставит Нила повзрослеть, но видимо он еще не готов.
А вообще, конечно жалко его, пержить такой ужас. Чтобы осмыслить все надо время, а тут сразу суд и решение надо принимать.
Арчи так крутится возле Кенди, а Анни куда подевалась? Что ж она его без присмотра оставила, вдруг уведут? Или я что-то пропустила?

[Anuta]

Нилу придется взрослеть экстерном.

Про Анни я умолчала. Предполагается, что Нилу не интересно, где она. Хотя я думала, что как друзья Леганов, Брайтоны должны были бы быть на похоронах Сары. Почему-то их не было. Уехали на лето?

[Afina]

Почему-то их не было. Уехали на лето?

Наверное:) Думаю в присутствии Анни, Арчи не вел бы себя как собственник в отношении Кенди.

[Anuta]

Да он (Арчи), вроде, и не вел себя, как собственник. Старался защитить, поддержать, как последний оставшийся в живых преданный рыцарь. Это у Нила отношение ревниво-враждебное.

Глава 16. (эпизод 2)

Домой я вернулся уже поздней ночью, щурясь от головной боли. В маминой комнате горел свет. Осторожно приоткрыв дверь, я увидел там отца. Он сидел прямо на полу в хаосе разбросанных мелочей: конвертов, склянок, украшений, курил трубку и методично их перебирал, раскладывая вокруг себя кольцом.

- Привет, пап, - осторожно, стараясь ни на что не наступать, я вошел в комнату и закрыл за собой дверь.

Отец повернулся ко мне, но ничего не ответил.

Я присел рядом и стал рассматривать вещи. В глаза бросились небольшие приоткрытые бумажные свертки с бурым порошком. Этот же порошок был неаккуратно рассыпан среди других вещей. Я взял в руки один кулек и понюхал.

- Что это?

- Опий. От твоего старого друга. Не узнаешь?

- Нет, - немного брезгливо я отложил кулек в сторону.

- У твоем мамы часто болела голова. Опий ? хорошее обезболивающее. Элиза не давала его домашним запасам истощиться, - отец внимательно посмотрел на меня и выпустил дым, - у тебя ведь тоже болит голова, будешь? ? он вытряхнул свою трубку, протер ее, смешал на какой-то фотографии порцию табака с опием, засыпал в трубку, раскурил и протянул мне.

- Нет, спасибо, я не курю.

Мой отказ его рассмешил.

- Не куришь и не пьешь и выглядишь неважно. В моей юности, если мужчина твоего возраста не курил трубку или отказывался от виски, его считали больным или подлецом. Честному же человеку скрывать нечего. А сейчас законопослушный гражданин всегда должен быть в трезвом уме и твердой памяти, чтобы не забыть случайно, где, когда, кому и что он врал. Времена меняются.

Зачарованный упоминанием темы честности, напомнившей о разговоре с Кенди, я взял трубку. Стоит ли? Тут мое внимание привлекла фотография, на которой отец смешивал табак с опием. На карточке на фоне сияющего пляжа был запечатлен молодой человек примерно моего возраста с бандурой в руках, и было в его облике, чертах и осанке что-то очень знакомое.

- Можно? ? я потянулся за фотографией и получив ее в руки, прочитал надпись в уголке, - ?Барселона ждет тебя?. Кто это?

- Полагаю, что твой настоящий отец, - мрачно процедил тот, кого всего пару минут назад я называл папой, - вы просто удивительно похожи. Я всегда подозревал, что Сара привезла тебя из Испании, а она рассказывала мне о своих бабушках и дедушках из Мексики. Дай-ка сюда, - он потянулся за трубкой, но я ее не отдал, затянувшись столь поспешно, что кашлял потом минуты три.

- Ничего, ничего, - он дружески похлопал меня по спине, - бывает и хуже.

- Куда уж хуже...

Головная боль отступила почти сразу, но мы еще долго сидели плечом к плечу на полу в маминой комнате, и я, впервые в жизни так близко и откровенно общаясь с отцом или, правильнее сказать, приемным отцом, с удивлением открывал для себя подробности маминой жизни и собственной биографии.

[Afina]

Какие скелеты из шкафов полезли...
Судя по всему это у них семейное